Мифотворец XX века и его черные деяния
Юрий Емельянов
Начало ( продолжение здесь)
Среди руководителей рейха, кого не удостоил своим вниманием Штирлиц-Исаев из сериала "Семнадцать мгновений весны", был Альфред Розенберг. Для пренебрежения к этому деятелю у советского разведчика были веские основания: к весне 1945 г. Розенберг перестал играть важную роль в руководстве гитлеровской Германии.
В то же время в перечне подсудимых, перечисленных в приговоре Международного военного трибунала на Нюрнбергском процессе, Розенберг занимал шестое место из 19. Наряду с Гитлером он считался одним из ведущих идеологов третьего рейха. После нападения Германии на СССР Розенберг возглавил только что созданное рейхсминистерство по делам оккупированных восточных территорий и на этом посту руководил разграблением советских земель и уничтожением советских людей.
Подданный Российской империи и советский гражданин
В своих воспоминаниях, написанных в нюрнбергской тюрьме во время процесса, Альфред Розенберг сообщал, что он родился 12 января 1893 г. в Ревеле (Таллине). Он был единственным членом нацистского руководства, который в начале своей жизни был подданным российского самодержца, а после Октябрьской революции - советским гражданином. Семья Розенбергов принадлежала к так называемым остзейским немцам. Его дед был сапожником и к концу жизни возглавлял одну из гильдий изготовителей обуви в Ревеле. Его отец, начав свой жизненный путь, как ученик купца, в конечном счете, стал главой отделения германской Коммерческой палаты в Ревеле. Мать умерла вскоре после рождения Альфреда и его воспитывала его тетя.
Альфред Розенберг учился в реальном училище Ревеля, среди учеников которого преобладали немцы, но было немало и русских. Эстонцев было меньше всех, и они, по словам Розенберга, всегда держались особняком. Лучше всего Альфред успевал в рисовании.
По приказу инспектора училища Крученко его зарисовки эстляндской усадьбы Петра Первого были вставлены в богатые рамки и вывешены на стенах этого учебного заведения. Когда через 32 года рейхсминистр по оккупированным восточным территориям Розенберг приехал в Таллин, он обнаружил свои рисунки на прежнем месте.
По окончанию училища Альфред Розенберг поступил в Рижский технический университет, решив стать архитектором. Во время учебы он вступил в студенческое братство "Рубония". Розенберг вспоминал, что, в отличие от других студенческих обществ, в "Рубонии" были представители разных слоев населения и национальностей.
Хотя, съездив в Германию, ему понравилась эту страна, в ту пору ничто не свидетельствовало о "германском национализме" у прибалтийского студента Розенберга. В это же время он восхищался и Санкт-Петербургом, который не раз посещал.
В 1915 г. Розенберг женился, а в том же году перед захватом Риги наступавшими германскими войсками Рижский технический университет был эвакуирован в Москву. По словам Розенберга, университет "был разбросан по нескольким разным зданиям, поэтому часто приходилось преодолевать большие расстояния, чтобы перейти с одной лекции на другую".
Так житель Прибалтики смог лучше узнать самый крупный город Российской империи. В это же время Розенберг стал более активно знакомиться с достижениями русской культуры. Он писал: "Настоящим потрясением для меня стали "Братья Карамазовы". Он высоко оценивал Достоевского, заметив: "Как сможет человек получить способность заглянуть в души других людей, если не от величайшего знатока человеческой души?" Побывав же в московских трущобах, Розенберг отдал должное реализму пьесы Горького "На дне".
В Москве Розенберг жил в русской семье и общался с представителями либеральной оппозиции, главным образом из кадетских кругов. После Февральской революции Розенберг читал регулярно газеты меньшевиков, но порой прочитывал и большевистскую газету "Правда". Однако он не принимал активного участия в политической жизни, усердно работая над дипломным проектом. Кроме того, он был озабочен состоянием здоровья своей жены Хильды, у которой обнаружили туберкулез.
Лето 1917 г. Розенберги провели в Крыму для лечения болезни Хильды. Осенью Хильда отправилась к родителям в Ревель, а Альфред выехал в Москву для того, чтобы защитить дипломный проект и сдать дипломные экзамены. Профессор университета Кляйн предложил Розенбергу стать ассистентом и остаться в Москве.
В Нюрнбергской тюрьме Розенберг вспоминал: "По правде говоря, ничто не могло быть более благоприятным для развития карьеры, нежели получить сразу после экзаменов, в тот же день, да к тому же от самого экзаменатора, предложение о должности архитектора в самом центре России". Вполне возможно, если бы архитектор Розенберг остался в Москве, он принял бы впоследствии участие в реконструкции столицы СССР.
Однако состояние его супруги и ее желание быть рядом со своими родными в Ревеле заставили Розенберга пожертвовать соображениями профессионального роста. По словам Розенберга, он "не колебался ни минуты. Я искренне поблагодарил его, и ответил, что должен как можно скорее вернуться в Ревель. Я отбыл тем же вечером. Приблизительно через две недели немецкие войска вошли в Эстонию". Из этого следует, что приезд Розенберга в Эстонию произошел в феврале 1918 года.
Превращение в нациста
Жизнь в оккупированной немцами Эстонии не была легкой для Розенберга. Он зарабатывал лишь нерегулярными уроками рисования и редкими продажами своих рисунков с изображением старого Ревеля. Тем временем его жена выехала в Германию для лечения туберкулеза.
Начавшийся вывод немецких войск из Прибалтики после завершения Первой мировой войны напугал Розенберга.
Во-первых, он боялся создания независимого националистического эстонского государства, в котором неэстонцы стали бы объектом дискриминации. Очевидно, этот во многом оправдавшийся вывод он сделал после пребывания в Таллине в 1918-19 гг. Он писал о том, что всё "указывало на возможность основания независимого Эстонского государства в абсолютно непредсказуемой форме".
Во-вторых, он боялся разлучиться с женой, находившейся в Германии. Так как у него не было германского гражданства, он с большим трудом уговорил оккупационные власти дать ему разрешение на выезд в Германию.
Сразу же после приезда в Берлин Розенбергу, по его словам, уже в подъезде гостиницы вручили несколько революционных брошюр. А вскоре он стал свидетелем возвращения немецких солдат с фронтов войны. "Солдаты с ледяными лицами сидели на оружейных подводах... Несколько с трудом различимых приветственных возгласов -- ведь всем было хорошо известно, что означает подобное вступление. В этот самый момент великая скорбь немецкого народа снизошла на меня".
Но Розенберг не присоединился ни к тем, кто пылал огнем мщения за поражение в Первой мировой войне, ни к митингу, на котором социал-демократические лидеры страны обращались к фронтовикам. Не стал он читать и революционные брошюры.
Он писал, что в ту пору он был "человеком абсолютно преданным искусству, философии и истории, никогда даже не мечтавшим вмешиваться в политику". Вскоре Розенберг поселился в Мюнхене, где тщетно пытался заинтересовать продавцов картин своими этюдами, а издателей - своим сочинением "Форма и содержание".
Объясняя свое душевное состояние того времени, Розенберг писал: "Моя беспечная юность заложила фундамент опыта, выходящего за границы обычного субъективизма; товарищеские отношения студенческих лет воспитали во мне неспособность оставаться сторонним наблюдателем бушующих событий. Но вершиной всего этого стало влияние многообразного окружающего мира: национальная напряженность на родине, благородство и щедрость Санкт-Петербурга, спокойная тишина родных лесов и красота морских просторов, порождение войной новых великих возможностей, московское своеобразие, огромные земли на Востоке. Затем немецкая оккупация, крушение, путешествие в рейх, и вид измотанных, обветшалых немцев".
Нет никаких оснований полагать, что будущий глашатай расизма уже в это время разделял положения расистских теорий. Но в послевоенной Германии мало, кого интересовали рассказы о природе и культуре России, виды старого Ревеля и глубокомысленные размышления юного архитектора о форме и содержании предметов искусства. Зато в кругах ограниченных, самодовольных, озлобленных поражением в войне и напуганных революцией бюргеров Баварии, среди которых вращался Розенберг, он представлял интерес как человек, только что вернувшийся из "страшной" большевистской России.
Во время своих хождений по улицам Мюнхена Розенберг встретил давнюю знакомую своей жены. Розенберг стал ей рассказывать про Россию, откуда он недавно приехал. Судя по рассказу Розенберга, он не говорил о "благородстве и щедрости Санкт-Петербурга", "московском своеобразии", "тишине родных лесов" и не рассуждал о Достоевском. Он предпочел говорить на темы, модные в определенных кругах баварского общества ("ужасы большевистской революции", "еврейские комиссары"). Розенберг сказал своей собеседнице, что мог бы даже "написать что-нибудь о большевизме и еврейском вопросе". Женщина посоветовала ему обратиться к поэту Дитриху Экхарту, издателю журнала "Ауф гут дейче" ("На простом немецком"). Экхарт прославился своими переводами Ибсена и националистическими поэтическими произведениями.
Статьи Розенберга понравились Экхарту, и он их опубликовал в своем журнале. Правда, опытный литератор Экхарт старался выправлять тексты Розенберга, чтобы придать современное звучание его книжному немецкому языку, принятому тогда в Прибалтике.
Познакомился Розенберг и с экономистом Готфридом Федером, который затем стал автором экономической части нацистской партийной программы. Одновременно Розенберг установил контакты с бывшим "гетманом Украины" Скоропадским, белыми эмигрантами из России и вел переписку со своими друзьями, оставшимися в Эстонии. В это время Розенберг вступил в организацию "Туле", объединявшую немецких и белоэмигрантских сторонников идеи "высшей расы".
Разумеется, не только случайная встреча на улице с его знакомой стала причиной того, что аполитичный Розенберг вдруг попал в окружение воинствующих националистов. В это время многие люди в Германии, оказавшиеся ненужными и неустроенными, искали ответов на вопросы, волновавшие их и всю страну.
Многие, как Розенберг, находили ответы в шовинистической идеологии. Другие немцы вставали в ряды быстро растущего коммунистического движения. Раскол в германском обществе проявился и в Баварии. 13 апреля 1919 г. власть в столице провинции -- Мюнхене перешла к коммунистам и была провозглашена Баварская Советская Республика. Так, Розенберг вторично оказался в советской республике.
Вскоре после установления Советской власти в Баварии, Розенберг случайно принял участие в уличной дискуссии, в ходе которой он атаковал большевизм и Советскую власть в России. После этого выступления, Розенберг вместе с его единомышленниками направились в винный погребок. Там, взяв кусок картона, он написал на нем: "Долой большевиков!"
Видимо, считая, что эта надпись исчерпывала смысл его речи и он профессионально выполнил плакат, Розенберг не хотел больше выступать. Однако его единомышленники повели его на многотысячное собрание врагов баварской Советской власти, на котором Розенберг снова выступил с антисоветской речью. Розенберг писал, что после этого дня речи на улице его стали узнавать в Мюнхене. Хотя организация "Туле" была запрещена и ее членов арестовывали, Экхарт, Розенберг, Гесс и ряд других ее членов избежали арестов, а 1 мая 1919 г. Советская власть в Баварии была свергнута.
В том же году Розенберг был представлен создателю Рабочей партии Германии (РПГ) Антону Дрекслеру, бригадиру одного из железнодорожных цехов. Розенберг с интересом прочел его брошюру "Мое политическое пробуждение" и стал посещать собрания РПГ.
Розенберг писал, что "через некоторое время я услышал о неком Адольфе Гитлере, который присоединился к РПГ и, к тому же, произносит превосходные речи. Он также приходил к Экхарту. Во время одного из этих визитов я познакомился с ним. Эта встреча целиком изменила мою судьбу, связав с ее с судьбой германской нации в целом. Сам Мюнхен стал очагом нового политического движения, которое возглавил Гитлер".
Вспоминая свою первую встречу с Гитлером, Розенберг писал: "Между нами состоялся короткий разговор об угрозе большевизма, и в ходе беседы он то и дело обращался к условиям, сложившимся в Древнем Риме. Он утверждал, что точно так же как христианство одержало победу тогда, коммунизм имеет все шансы на успех сейчас". Эти мысли, которые явно было по душе Розенбергу, свидетельствовали о том, что как в коммунизме, так и в христианстве, Гитлер видел роковых врагов цивилизации.
Розенберг присутствовал 24 февраля 1920 г. на публичном оглашении Гитлером программы партии, которая теперь называлась Национал-социалистической рабочей партией Германии (НСДАП). В том же году вышла в свет первая брошюра Розенберга "След евреев в мировой политике", исходившая из противопоставления евреев как "антинации" немцам как "сверхнации".
Автор повторял известные идеи относительно еврейского вопроса, которые были давно и широко распространены в Германии и Австро-Венгрии. Английский историк А. Тейлор писал, что эти мысли постоянно высказывались в любой пивной Мюнхена или кафе Вены. Возможно, Розенберг внимательно познакомился с этими идеями лишь после своего приезда в Мюнхен.
Вскоре Розенберг стал сотрудничать с центральным органом нацистской партии - газетой "Фёлькишер беобахтер". В его статьях постоянно повторялись следующие темы: страх перед Советской Россией, презрение и ненависть к евреям, призыв к национальному объединению для спасения страны от "красной угрозы". Очевидные провалы в логике, туманность и непоследовательность мысли прикрывались громогласной риторикой. Ясно было одно: автор статьи видел главную задачу Германию в уничтожении Советской страны.
В 1921 г. Розенберг вместе с руководителем штурмовиков Ремом принял участие в съезде антисоветских эмигрантов. На нем он выступил в поддержку плана Скоропадского и Полтавца-Остраницы об отделении Украины от России. Розенберг предложил включить этот план во внешнеполитическую программу НСДАП.
В 1923 г. Розенберг стал главным редактором "Фёлькишер беобахтер". В том же году он получил германское гражданство и развелся с женой, вернувшейся ненадолго после лечения из Швейцарии. После развода Хильда уехала в Таллин к родителям, затем отправилась лечиться во Францию, где и умерла. Развод со смертельно больной женой, ради которой он недавно оставил родину, и ее смерть, не оставили в мемуарах Розенберга слов, свидетельствовавших о его глубоких переживаниях. (Гораздо больше и ярче было сказано о его переживаниях, вызванных последовавшими внутрипартийными интригами.) Возможно, таких переживаний и не было. Кажется, с такой же легкостью Розенберг порвал со своим родным краем и великой страной, подданным и гражданином которой он недавно был.
8-9 ноября 1923 г. Розенберг принял участие в мюнхенском "пивном путче". Вместе с тремя тысячами нацистов он двинулся к центру города. Во главе колонны шли Гитлер, Геринг, генерал Людендорф. После расстрела шествия и ареста Гитлера, а также ряда других нацистов, Розенберг перешел на полулегальное положение и стал жить за городом.
Розенберг вспоминал: "Каждый вечер я отправлялся в город, стоя на неосвещенной платформе трамвая, в надвинутой на глаза шляпе, чтобы встретиться с некоторыми товарищами. Незадолго до своего ареста, Гитлер написал своим соратникам несколько коротких записок. Я тоже получил написанное карандашом послание: "Дорогой Розенберг, с этого момента ты возглавишь движение".
Поскольку, как писал Розенберг, "Гитлер никогда раньше не доверял мне ничего, связанного с организационными вопросам", только тогда ему "стало очевидно, что тщательно организованная партия никогда на самом деле не существовала... В лучшем случае, она состояла из нескольких изолированных групп, с всё возрастающим числом приверженцев".
Розенберг принимал меры для сохранения рядов партии. Однако очевидно, что организационными талантами он не обладал и в 1924 г. Розенберг был вынужден уступить руководство партии троим - Грегору Штрассеру, Людендорфу и Графе. Затем Гитлер был досрочно освобожден из тюрьмы, а Розенберг вернулся к руководству снова легализованной "Фёлькишер беобахтер". Одновременно он писал статьи в журнале "Национал-социалистише Монатсхефте" и различные книги и брошюры по вопросам нацистской идеологии.
Мифотворчество дилетанта
В это же время Розенберг работал над своей книгой "Миф ХХ века", которая вышла в свет в октябре 1930 г. Она стала главным произведением Розенберга и основным идеологическим пособием для членов национал-социалистической партии, общий тираж которого к концу существования третьего рейха превысил миллион экземпляров.
Хотя Розенберг показал рукопись книги Гитлеру еще до выхода ее в свет и получил его одобрение, в узком кругу фюрер не раз говорил о том, что "Миф ХХ века" -- это совершенно нечитабельная книга, скучная и сумбурная. Хотя Гитлер не высказал подобной справедливой оценки по поводу собственной книги "Майн кампф", он имел основания для резкого осуждения труда Розенберга.
Серж Ланг и Эрнест фон Шенк, прокомментировавшие воспоминания Розенберга, писали, что его главный труд "ни при каких обстоятельствах не может считаться легким для чтения. Книга распространялась партией по любому возможному поводу, а предложенные автором лозунги широко обсуждались. Но ее читали преимущественно национал-социалистические идеологи в поисках собственных лозунгов, или идеологи оппозиции, ищущие слабые места в оплоте нацизма".
Предпосылки для появления своей книги и внимания к ней Розенберг достаточно справедливо определил в первых же строках "Введения": "Рухнули все государственные системы 1914 года, даже если они частично и продолжают существовать. Но разрушились также социальные, религиозные, мировоззренческие сознание и ценности. Нет ни одного высшего принципа, ни одной самой высокой идеи, которые бы бесспорно овладели жизнью народов. Группа борется против группы, национальная ценность против международных научных положений, застывший империализм против распространяющегося пацифизма.
Финансовый мир обвивает золотыми цепями государства и народы, экономика становится нестабильной, жизнь лишается корней. Мировая война как начало мировой революции во всех областях выявила тот трагический факт, что, несмотря на то, что миллионы пожертвовали своими жизнями, эта жертва пошла на пользу не тем силам, за которые массы были готовы умереть. Погибшие на войне являются жертвами эпохи катастрофы, потерявшей ценность..."
Именно так миллионы людей в Германии и за ее пределами воспринимали окружавший их мир после окончания Первой мировой войны и, особенно после начала великого кризиса, начавшегося в 1929 г. Обращаясь к тем, кто был убежден в крахе всех идейно-политических систем и духовных ценностей, Розенберг предлагал им выход. Он утверждал, что "в Германии начинают понимать, хотя и небольшое еще количество людей", что "жертвы катастрофы" - "это мученики нового дня, новой эры. Кровь, которая умерла, начинает оживать. В ее мистическом символе происходит новое построение клеток души германского народа.
Современность и прошлое появляются внезапно в новом свете, а для будущего вытекает новая миссия. История и задача будущего больше не означают борьбу класса против класса, борьбу между церковными догмами и догмами, а означают разногласие между кровью и кровью, расой и расой, народом и народом. И это означает борьбу духовной ценности против духовной ценности".
"Расовое рассмотрение истории, - уверял Розенберг, - есть сознание, которое вскоре станет естественным. Ему уже служат великие мужи... Пробудить к жизни расовую душу означает признать ее высшую ценность и при ее господстве указать другим ценностям их органичное место: в государстве, искусстве и религии. Задача нашего столетия - из нового жизненного мифа создать новый тип человека".
Путь к торжеству расового сознания, утверждал Розенберг, лежит через волевое усилие каждой личности. Явно подражая Ницше, он писал: "Для этого необходимо мужество. Мужество каждого отдельного лица, мужество всего подрастающего поколения, многих следующих поколений. Потому что хаос никогда не покоряется малодушным, и еще никогда мир не был покорен трусами. Кто стремится вперед, должен сжигать за собой мосты. Тот, кто отправляется в великое путешествие, должен оставить домашний скарб. Тот, кто стремится к высочайшему, должен подавить незначительное. И на все сомнения и вопросы новой жизни человек Первой Германской империи знает только один ответ: "Только Я хочу!"
Как и Ницше, Розенберг отвергал те ценности, которые веками господствовали в западной цивилизации: христианство и гуманизм. Он утверждал, что "знаком нашего времени является отказ... от ценности, стоящей выше естественного и органичного, которую однажды установил одинокий "я" с тем, чтобы добиться сверхчеловеческой общности всех мирным путем или с помощью насилия.
Такой конечной целью было когда-то насаждение христианства в мире, а ее достижение предполагалось при помощи возвращения Христа. Другой целью была мечта о "гуманизации человечества". Оба идеала погребены в кровавом хаосе и в новой мировой войне..."
Розенберг объявлял войну "идеалам сил, лишенных жизни и воздуха, которые пришли к нам из Сирии и Малой Азии, и подготовили духовное вырождение. Распространившееся по всему миру христианство и человеколюбие проигнорировали поток кроваво-красной подлинной жизни, которая наполняла кровеносную систему всех истинных народов и настоящих культур".
Автор уверял, будто на основе недавних археологических и геологических открытий возникла "новая богатая связями красочная картина человечества и земной истории". Исходя из правдивости мифов об Атлантиде и страны гипербореев (обитателей побережий Северного Ледовитого океана, свободного некогда ото льдов), Розенберг писал: "Совсем не исключено, что на том месте, где сейчас бушуют волны Атлантического океана и плавают айсберги, над волнами возвышался цветущий материк, где творческая раса создавала великую, широко распространявшуюся культуру и посылала своих детей в качестве мореходов и воинов в мир". Столь же фантастичны были и утверждения Розенберга о решающем вкладе нордических людей в развитие древних цивилизаций Египта, Индии, Персии, Греции и Рима.
Упадок же этих и других древних цивилизаций Розенберг объяснял проникновением в них "дегенеративных" рас. Культуре и этическим нормам нордических арийцев Розенберг противопоставлял культуру и мораль сирийцев, этрусков и ряда других народов. По оценке Розенберга нордические арийцы были носителями высокой культуры, образцами честности, прямоты, справедливости. Сирийцы, этруски и другие распространяли, по его словам, низменную культуру, лживость, нечестность, обман.
Для противопоставления двух начал Розенбергу пришлось разделять пантеоны греческих и индийских богов, отделяя образы, рожденные фантазией "высшей" расы, от тех, что, по его мнению, были привнесены кошмарами, возникшими в головах "вырождающихся" рас. Он пытался выискивать германскую родословную у тех деятелей Возрождения, которые ему были близки, и обнаруживать "сирийское", "этрусское" или иное "низменное" происхождение у тех художников и скульпторов, которые ему не нравились. Розенберг даже постарался разделить фараонов Египта на "арийцев" и "неарийцев", исходя из весьма произвольных оценок внешнего облика статуй, посвященных этим древним монархам.
Розенберг осудил модное в ту пору в Германии увлечение культурой Востока: китайской философией, буддизмом, индуизмом, так как считал, что эта культура обрекает людей на пассивность. На протяжении всей книги осуждению подвергалась христианская церковь. Досталось Ватикану и католикам за преследования гугенотов, инквизицию и индульгенции.
Острой критике был подвергнут апостол Павел, который, по словам Розенберга, внес иудейские начала в Новый завет. Розенберг писал: "Все христианские церкви создали учение о милости, как высшем таинстве христианства. Еврейское учение о "рабе Божьем", перешло в Рим... Оно еще цепляется за Павла, как непосредственного создателя этого учения". Наиболее же острые нападки Розенберг приберег для иудаизма и евреев.
Отвергал Розенберг и культурное наследие России, с которым он был знаком с детства. В Мюнхене 20-х гг. его знания о русской культуре пригодились Розенбергу лишь для того, чтобы заявить об ущербности русского народа и противопоставить ему созидательную роль нордического влияния. Повторяя азы "норманнской теории", Розенберг писал: "Однажды Россию основали викинги и придали жизни государственные формы, позволяющие развиваться культуре".
Затем Розенберг постарался всемерно преувеличить вклад остзейских немцев, то есть его соплеменников, в развитии России. Он писал: "Роль вымирающей крови викингов взяли на себя немецкие ганзейские города, западные выходцы в России; начиная с Петра Великого, немецкие балтийцы, к началу ХХ века также сильно германизированные балтийские народы".
Розенберг утверждал, что этим "благотворным" влияниям "высшей" нордической расы противостояла деятельность "низменных" рас. Он писал: "Под несущим цивилизацию верхним слоем в России постоянно дремало стремление к безграничному расширению, неугомонная воля к уничтожению всех форм жизни, которые воспринимались как преграды.
Смешанная с монгольской кровь вскипала при всех потрясениях русской жизни, даже будучи сильно разбавленной, и увлекала людей на поступки, которые постоянно повторяются в русской жизни и в русской литературе (от Чаадаева до Достоевского и Горького), являются признаками того, что враждебные потоки крови сражаются между собой и что эта борьба закончится не раньше, чем сила одной крови победит другую. Большевизм означает возмущение потомков монголов против нордической культуры, является стремлением к степи, является ненавистью кочевников против корней личности, означает попытку вообще отбросить Европу".
Чтобы охарактеризовать русский народ, Розенберг привел длинную цитату из некоего Виктора фон Хена, посетившего Россию в XIX веке: "Они не молодой народ, а старый -- как китайцы. Все их ошибки -- это не юношеские недоработки, а вытекает из астенического истощения. Они очень стары, древни, консервативно сохранили все самое старое и не отказываются от него. По их языку, их суеверию, их праву наследования и т. д. можно изучать самые древние времена.
Они бессовестны, бесчестны, подлы, легкомысленны, непоследовательны, не имеют чувства самостоятельности, но только в навязанных формах культуры, которые требуют развитой, самостоятельной субъективности; но неизменно нравственны, тверды, надежны, когда речь идет об их собственном древнеазиатском примитивном образе жизни. Они постоянный народ.
Такой народ, по глубокому наблюдению Гёте, владеет техникой религии. И в древнерусских отраслях техники они действуют солидно во всем, где не требуется крепкой, основанной на самой себе индивидуальности, а требуется совместное производство, согласно унаследованным и предписанным каждому правилам: тогда они работают как бобры, муравьи, пчелы.
Вся европейская промышленность в России до смешного убога: всё рассчитано только напоказ, на один момент, непрочно, приукрашено, все по новейшим высочайшим образом на детский манер и в высшей степени несовершенно, грубо, с безвкусным подражанием".
Люди-бобры, люди-пчелы, люди-муравьи, застывшие в своем эволюционном развитии и способные лишь неумело подражать настоящим людям, - вот таким изображал Розенберг русский народ немецким читателям.
Розенберг, недавно восторгавшийся книгами Достоевского и многими другими творениями русской культуры, теперь предупреждал о "губительности" их влияния на умы в Западной Европе.
Он писал: "Достоевский имел успех у всех европейцев, которые находились в состоянии усталой расслабленности, у всех полукровок духовности большого города,... у еврейского мира писателей, которые в пустом пацифизме Толстого увидели еще одно благоприятное средство для разложения Запада. Художественная сила Достоевского бесспорна..., спорить можно о созданных им образах как таковых и о его окружении, которое отражено в его книгах. "Человечным" с этого времени считалось все больное, сломленное, загнивающее. Униженные и преследуемые стали "героями", эпилептики -- проблемами глубокого человеколюбия, такими же как неприкасаемые, как юродивые обленившиеся нищие Средневековья".
"Больным", "сломленным", "загнивающим" образам из романов Достоевского Розенберг противопоставлял те фигуры из мифов или реальной истории, которые были "человечными для жителя Запада" - "герой Ахиллес", "находящийся в творческом поиске Фауст".
Розенберг писал, что "человечной является борьба, которую пережили Рихард Вагнер и Фридрих Ницше". Розенберг призывал: "От этого русского представления болезни, преступников в роли несчастных, дряхлого и гнилого как символов "человеколюбия", необходимо отделаться навсегда".
Многочисленные упоминания о произведениях художественной литературы, живописи, архитектуры и музыки, различных событиях в мировой истории, а также высказывания историков, философов, религиозных проповедников, особенно немецкого мистика Эккехарта, ссылки на якобы безусловно доказанные истины из биологии, истории, геологии создавали впечатление необыкновенной эрудиции и оригинальности мышления автора.
На самом деле претенциозное сочинение представляло собой изложение публикаций и устных речей о превосходстве германской расы и "вырождающихся" расах, популярных в Германии уже в течение нескольких десятилетий. Созданная в конце 30-х гг. XIX века американским антропологом С. Дж. Мортоном теория о "неравных возможностях" различных рас была первоначально направлена на оправдание рабовладения в южных штатах США. Работы Мортона популяризировали его американские ученики Дж. К. Нотт и Г. Р. Глиндон.
Главным теоретиком расизма стал французский дипломат Жозеф Гобино. В своем двухтомном труде "О неравенстве человеческих рас", вышедшем в свет в 1853 - 1855 гг. Гобино утверждал, что решающим фактором исторического развития человечества являются расовые особенности различных народов мира.
Потребность в расистских теориях возрастала по мере углубления социальных противоречий в капиталистическом обществе, развитии колониализма и обострения борьбы между империалистическими странами.
Развивая теорию Гобино, французский социолог и антрополог В. де Лапуж в своих книгах "Социальный отбор" и "Ариец и его социальная роль", опубликованных в 90-х гг. XIX века, доказывал, что господствующие классы Франции принадлежат к долицефалам (длинноголовым), а трудящиеся - к брахицефалам (короткоголовым).
Английский биометрик К. Пирсон в своей книге "Грамматика науки" (1911 г.) уверял, будто конкурентное соперничество за мировые рынки -- это следствие биологической борьбы рас за существование. Немецкий автор О. Аммон и английский германофил Х. Чемберлен в 90-х гг. также опубликовали свои работы, в которых развивались расистские теории.
Популярности расистских идей в Германии способствовала победа этой страны в ходе франко-прусской войны 1870 г. Поразительным образом идеи француза Гобино стали использоваться для обоснования превосходства "германской расы".
Еще до издания книг Лапужа, Пирсона, Чемберлена и за полвека до появления книги Розенберга Жюль Верн в своей книге "500 миллионов бегумы", вышедшей в свет в 1879 г., создал образ типичного для того времени немецкого профессора Шульце, который был известен "своими многочисленными трудами о различии рас - трудами, в которых он доказывал, что германская раса избрана поглотить все другие". По ходу действия романа Шульце то писал статью "Почему все французы в той или иной степени обнаруживают признаки постепенного вырождения?", то "стремился доказать мистеру Шарпу, англичанину, превосходство германской расы над всеми прочими".
Новым импульсом для популяризации расистских идей в Германии стала Первая мировая война. Во время ее подготовки, а затем в ходе войны в Германии велась разнузданная шовинистическая пропаганда. Поэтому Николай Бердяев в своей книге "Судьба России" имел основание уже в 1915 году говорить о "религии германизма", в которой теория об "исключительных преимуществах длинноголовых блондинов" была, по словам русского философа, превращена в "нечто вроде религиозного германского мессианизма".
Лишь в условиях глубокого общественного кризиса в Германии 20-х гг., когда утрачивалась вера в передовые идеи социального прогресса, общественную науку и мораль, могло стать популярным сочинение, построенное на давно высмеянных и опровергнутых идеях о приоритете расовых начал в историческом развитии, а также сомнительных версий атлантологов.
Но что иное мог написать о всемирной истории человек, обладавший дипломом архитектора, умением рисовать виды старого Ревеля, но не имевший никакого систематического образования в истории и лишь урывками познакомившийся с началами мировой культуры?
Нет сомнения в том, что известные заделы в различных областях знаний, которыми обладал Розенберг, были, по меньшей мере, поверхностными и нуждались в существенном углублении и критическом переосмыслении.
Однако, оказавшись в новой для него стране, какой была для него Германия, в необычной для него среде немецких националистов, выходец из Эстонии и выпускник Рижского университета, эвакуированного в Москву, Розенберг не пытался глубоко изучать предметы, о которых писал, а старался как можно быстрее овладеть набором идей и представлений, которые были общепринятыми в его мюнхенском окружении.
При этом, как это часто бывает с вновь принятыми в тот или иной общественный круг, он старался не отстать от его участников и даже превзойти их, пытаясь охватить как можно больше модных тем и одновременно выставляя напоказ все свои только что обретенные и плохо переваренные познания.
К тому же новая для него журналистская деятельность в органе печати, рассчитанным на ненавидевшую революционные перемены аудиторию, заставляла Розенберга быть хлестким и ярким, а не основательным и глубоким в анализе проблем.
Он старался шокировать, а не просвещать.
Он пытался подавлять однозначными крикливыми суждениями, а не выносил на суд читателя все сложности и противоречия тех явлений и процессов, о которых он писал.
Возглавляя центральный орган ультраправой националистической партии, Розенберг прежде всего старался призывать к экстремистским политическим действиям. Эти обстоятельства в значительной степени определяли характер книги Розенберга.
Экскурсы в геологию, биологию, археологию и историю, ссылки на Достоевского и Чаадаева нужны были Розенбергу лишь для того, чтобы создать видимость глубины для обоснования политически конъюнктурных выводов.
Розенберг так объяснял события последних лет в России: "Светлое великое желание Достоевского, ведущего борьбу с гибельными силами, очевидно. Восхваляя русского человека как путеводную звезду будущего Европы, он тем не менее видит, что Россия выдана демонам... В 1917 году с "русским человеком" было покончено. Он распался на две части. Нордическая русская кровь проиграла войну, восточномонгольская мощно поднялась, собрала китайцев и народы пустынь, евреи, армяне прорвались к руководству, и калмыко-татарин Ленин стал правителем. Демонизм этой крови инстинктивно направлен против всего, что еще внешне действовало смело, выглядело по-мужски нордически, как живой укор по отношению к человеку, которого Лотроп Штоддард правильно назвал "недочеловеком"...
Русский эксперимент закончился как всегда: большевизм у власти мог оказаться в качестве следствия только внутри народного тела, больного в расовом и душевном плане. которое не могло решиться на честь, а только на бескровную "любовь". Тот, кто хочет обновления Германии, отвергнет и русское искушение вместе с его еврейским использованием". И хотя заявления о "восточно-монгольской крови", якобы поднявшейся в 1917 г., о значительной роли "китайцев" и "народов пустынь" в последовавших политических событиях России были вздорной и пустой болтовней, борьба нацистов против коммунистов Германии, их планы в отношении России обретали мнимую обоснованность с помощью ссылок на неизвестных немецких ученых и великих русских писателей.
Словесная эквилибристика позволяла Розенбергу скрыть очевидные логические натяжки, фабрикации и откровенную ложь.
Провозглашенный им "миф ХХ века" он объявлял "старо-новым", излагая недавние события в мире с помощью мифологических образов: "Этому новому и в то же время старому мифу крови, многочисленные фальсификации которого мы испытали, угрожали в тылу отдельной нации, когда темные сатанинские силы всюду вступили в действие за побеждающими армиями 1914 года, когда Фенрир разорвал цепи, Хель с запахом тления пронеслась над миром, и мидгардский змей взволновал мировой океан..."
Розенберг уподоблял Первую мировую войну концу света, описанному в германо-скандинавском мифе. Гигантский волк Фенрир, змей Ёрмунганд из мирового океана, окружающего "среднюю", обитаемую часть мира ("Мидгард"), их сестра Хель, являющаяся хозяйкой царства мертвых, остаются долго обузданными богами. Лишь по мере приближения конца света эти чудовища вырываются на свободу, неся смерть и разрушение.
Розенберг уверял, что "старо-новый миф приводит в движение и обогащает миллионы человеческих душ. Сегодня тысячью языками он говорит, что мы не "кончились в 1800 году", а с возросшим сознанием и взволнованной волей впервые хотим стать самими собой как целый народ, "единый с самим собой", чего добивался мастер Эккехарт...
Сегодняшний миф точно так же героичен, как образы поколений, живших 2000 лет тому назад. Два миллиона немцев, которые во всем мире умирали за идею "Германия", вдруг обнаружили, что могут отбросить весь XIX век, что в сердце простого крестьянина и скромного рабочего старая сила, создающая миф нордической расовой души, жива так же, как она была жива в германцах, когда они переходили через Альпы...
Место роскошной униформы заняла почетная одежда защитного серого цвета, прочная стальная каска. Ужасные распятия времен барокко и рококо, которые на всех углах улиц демонстрируют растерзанные члены, вытесняются постепенно строгими памятниками воинам... Святой час для немца наступит тогда, когда символ пробуждения и знамя со знаком возникающей жизни станет единственной господствующей верой в империю". ("Знак возникающей жизни" означал свастику.)
Сумбурная, но яркая риторика Розенберга отражала смятение в головах многих немцев после окончания Первой мировой войны. Его призывы находили отклик в их сердцах, кипящих мщением за поражение и жаждой реванша. Можно поверить автору, когда он писал: "Когда в октябре 1930 года была опубликована книга "Миф ХХ века", то, с одной стороны, их приветствовали бурными овациями". В то же время автор признавал, что "с другой стороны" его книга была встречена "безжалостными атаками".
Нет свидетельств, чтобы эти атаки были вызваны осуждением Розенбергом увлечения индуизмом и китайской философией. Не слишком были слышны голоса, осуждавшие русофобию Розенберга. Очевидно, что Розенберга не волновало и возмущение его антисемитизмом.
Однако, Розенберг затронул тему, которая оказалась болезненной для многих немцев, в том числе и многих нацистов -- отношение к христианской церкви. Он вспоминал: "В католических кругах сомнения возникли даже в рядах партии... В связи с этим я написал письмо Гитлеру, прося его абсолютно со мной не считаться, и если это будет необходимо, полностью освободить меня от исполнения партийных обязанностей. Если мне не изменяет память, он ответил на том же листе бумаги, что не станет даже думать об этом".
Грызня у кормила власти
Видимо, еще до отправки своего письма Розенберг был уверен в прочности своего положения. За несколько месяцев до своего письма Гитлеру, в сентябре 1930 г. он стал одним из 107 депутатов рейхстага от национал-социалистической партии. В депутатской фракции Розенберг возглавил ее внешнеполитическую деятельность. Розенберг знал, что, исходя из чисто политиканских соображений, Гитлер был более сдержан относительно религии в своих публичных заявлениях, но на деле разделял взгляды Розенберга.
И все же после прихода нацистов к власти Розенберг, игравший значительную роль в партии с первых дней ее существования и являвшийся, наряду с Гитлером, ее виднейшим идеологом не вошел в состав правительства Германии. Его антихристианские высказывания делали его неудобной фигурой как на международной арене, так и внутри страны.
В то же время после нацистского переворота положение Розенберга внутри партии укрепилось. В апреле 1933 г. он был назначен рейхсляйтером и заведующим управлением внешней политики партии (АПА). Новое управление создавалось с помощью финансовых поступлений от Круппа фон Болена и других видных промышленников Германии.
Вскоре последовало заявление А. Розенберга, в которых он подчеркивал готовность нацистов к соглашению с западными странами и объявлял о "восточной проблеме". Розенберг говорил: "Наше внимание обращено теперь на восток Европы. Там находятся будущие рынки Германии".
В статье "Бредовый план Розенберга" "Правда" от 14 мая 1933 года четко изложила заявление нацистского руководителя внешней политики: "Новый план Розенберга сводится к следующему:
1) Германия поглощает Австрию;
2) объединенная Германия и Австрия либо целиком поглощают Чехословакию, либо отторгают от нее Моравию, Словакию и Прикарпатскую Украину;
3)... "исправляются" польские западные границы, причем к Германии отходит не только Польский коридор, но и Познанское воеводство...
4) "попутно" Германия поглощает прибалтийские страны -- Литву, Латвию и Эстонию;
5) реорганизованная таким образом Германия... начинает борьбу за отторжение Украины от Советского Союза". На основе анализа заявления Розенберга "Правда" в целом правильно предсказала основные этапы экспансии Германии в последовавшие восемь лет.
Определяя основные этапы внешней политики Германии, Розенберг чувствовал себя, по словам американского историка де Ионга, "вторым Бисмарком, государственным деятелем, обладавшим уникальными знаниями и даром предвидения, исключительными способностями к организации ловких интриг".
Однако претензии Розенберга на роль руководителя внешней политики нацистской Германии были встречены в штыки многими видными деятелями рейха.
Как писал де Ионг, "основные руководители национал-социалистической партии и государства смотрели на Розенберга как на бестолкового и суетливого человека, автора книг и докладов, которые все часто хвалили, но никто не читал. Военные считали его мечтателем. Риббентроп ненавидел за претенциозность (эта ненависть была взаимной), а Гитлер иногда не прочь был послушать его рассуждения в течение получаса или около этого - и только.
Во время таких свиданий Розенберг обычно перечислял свои заслуги, критиковал министерство иностранных дел и доказывал, что он, Розенберг, мог бы выполнить задачи последнего гораздо лучше; на этом аудиенция обычно заканчивалась".
Распри Розенберга с Риббентропом усилились после назначения последнего рейхсминистром иностранных дел 4 февраля 1938 г. Однако попытки Розенберга вытеснить Риббентропа с этого поста провалились.
Одновременно Розенберг пытался единолично руководить идеологической обработкой немцев. Правда, еще в январе 1934 г. Гитлер назначил Розенберга своим заместителем по вопросам всесторонней духовной и идеологической подготовки членов НСДАП.
Однако амбиции Розенберга были не удовлетворены. Розенберг не скрывал своего раздражения возвышением Геббельса, занявшего пост рейхсминистра пропаганды и просвещения.
В своих воспоминаниях он писал: ""Законодательный документ", подписанный Гитлером, сделал Геббельса исполнительным главой над всей службой новостей Германии и ответственным за "массовое просвещение" народа. Я никогда не скрывал того, что считаю эти нововведения ошибочными, но еще большее заблуждение вижу в том, чтобы отдать этот важнейший инструмент государственной власти в руки человека, подобного Геббельсу".
Розенберг жаловался Гитлеру на Геббельса, но последний не оставался в долгу. Рассказывая о коллективных трапезах в рейхсканцелярии, А. Шпеер вспоминал: "Любимой мишенью шуток Геббельса и предметом его бесконечных анекдотов был Розенберг, которого Геббельс называл "философом рейха".
Геббельс наверняка знал, что Гитлер разделял его взгляды на этот счет. Геббельс так часто поднимал эту тему, что его рассказы выглядели как тщательно отрепетированные театральные интермедии, в которых каждый исполнитель ожидал произнесения своих реплик.
Почти всегда Гитлер произносил свою реплику: ""Фёлькишер беобахтер" так же скучна, как и ее редактор Розенберг. Вы знаете, у нас есть так называемый юмористический журнал "Бреннесель". Скучнее трудно что-либо вообразить! Но зато "Фёлькишер беобахтер" не представляет собой ничего иного, как юмористическое издание".
Вероятно зная о шутках Геббельса, Розенберг не жалел черной краски для характеристики министра пропаганды. Но не одного его.
Он писал: "Я не хотел обидеть Мефистофеля, когда называл Геббельса злым гением Гитлера, поскольку он так и не достиг его уровня. По правде говоря, он всего лишь был одним из многих. Через некоторое время их было уже трое: Йозеф Геббельс, Генрих Гиммлер и Мартин Борман".
Есть основания полагать, что Розенберг объявил этих троих "злыми гениями" третьего рейха из-за того, что они сыграли немалую роль в оттеснении ветерана нацистской партии и ее ведущего идеолога от основных рычагов управления Германией.
http://kprf.ru
